Когда, вот так, время застывает, то не понятно сколько его прошло. Внутренние часы сбиваются с хода, вернее как бы замораживаются, стекая по обрывкам проникающих в бесконечную внутреннюю тишину внешних раздражителей, похожие на жидкие циферблаты безумного гения-художника. В этой стоячей, неподвижной воде могут истечь года, пройти тысячелетия, возникнуть и рассыпаться цивилизации, а может и пролететь лишь пуля - в то время, как в реальном, по ту сторону закуклившегося в корку тревожного ожидания сознания, мире паутина и пыль сожрут не состоявшееся место встречи.
Белокурый мужчина, спроси его кто-нибудь в этот момент, даже приблизительно не смог бы сказать, только что ли мягко прикрылась за его старинным приятелем Эдвардом Вейном дверь, или того нет уже несколько часов. Впрочем, время сейчас было совершенно для него не важно - важно лишь то, что прижавшаяся к прохладной коже разгоряченная кожа, уже покалывающей суточной белесой травкой щеки, ощутила едва уловимое сокращение лицевых мышц. Тех самых, что с мертвенной неподвижностью изображали на лице любовника равнодушную маску летаргического сна. Дрогнули, и над самым ухом прошелестел сухой, надтреснутый голос: "Почему?"
Наполнившиеся слезами глаза почти не видели сквозь шаткую пелену, но продолжали упорно всматриваться в мельчайшие движения губ и ресниц. Обхватив ладонями голову Криса, он зашепал, сбивчиво, быстро, радостно, мучительно, спеша скорее сказать
- Крис! Крис... - его голос взметнулся почти до крика, и тут же упал снова к шепоту, словно испугавшись собственной дерзости, - ты очнулся... я так ждал этого... ну, ну что "почему"? Главное что ты теперь здесь, что тебя вернули мне... это главное, теперь все будет хорошо, хорошо, я обещаю... ну что за почему? - слова, мысли, все перепрыгивало, опережая одно другое и не позволяя совершенно ничего сказать внятно, - ты ведь ушел... ну зачем ты ушел из дома, Крис? Ну зачем же? Я же просил подождать меня, а ты убежал... я знаю, я знаю что Канна приходила за тобой. Мне сказал консьерж... господи, ты мне все должен рассказать, все все, что с тобой приключилось.. я знаю про яму и про цемент, я знаю, Кубки тебя мучали... что же они наговорили тебе? Что-нибудь мерзкое, что-нибудь чтобы поссорить нас... это все не правда, ни капли правды, ни грамма... после перестрелки в небоскребе тебя выследил Гарсия, мой король, и Гордон, они ехали за вертолетом... они сказали что нашли тебя с Жанне -он такой, у него еще дреды такие на голове.. похож на луковицу... Клемент Жанне - король в масти Кубков... но теперь уже все, все позади... я тебя никому больше не отдам... никому... ты будешь только со мной...
Рассказ все замедлялся и замедлялся к концу. Перемежающие слова паузы и вздохи все удлинялись, и кажется, последний, исступленный вывод - признание уже совершенно обессилил Туза. Китон снова привалился щекой к щеке медленно приходящего в себя парня, и умолк, лишь вздыхая, и продолжая крепко, словно хотел оторвать, сжимать шатенистую, взлохмаченную голову в руках. Застыв, опять все в той же позе, из которой и начал свой нескладный монолог, Джей тихо прислушивался к биению своего и чужого сердца, когда его отвлек скрип двери и тихое, вежливое покашливание.
Китон повернул голову, приподнимаясь от больного.
На пороге, с выражением крайней робости, застыла молоденькая медсестричка, почти прошептавшая, в тон драматической тишине палаты.
- Прошу прощения, мистер Китон... но вас ждет посетитель, его зовут Шон Янг.
На мгновение, брови финансиста сошлись к переносице... какого черта принесло?.. какой еще Шон... ах, постой... да, звонок...
- Ах да, да... это... да... - не побеспокоившись ничего толком объяснить сестре, он снова повернулся к лежащему человеку, любовно проведя ладонью по щеке, - он спрашивал про Канну, сестру твою. Кажется он ее продюсер, или что-то такое... Я пойду, спрошу его, может быть он что-нибудь о ней слышал. Мои пока ее не нашли. Я знаю, ты будешь о ней спрашивать... полежи пока, отдохни, - засуетившись, как-то чуть сгорбившись над каталкой, Китон заспешил, поправляя на груди больного простыню, и в то же время ни как не мог заставить себя оторваться от с такими усилиями снова обретенного любовника, - тебе надо отдыхать... я спрошу доктора, что с тобой случилось. Отдыхай.
Поняв, что он суетится уже безо всякой цели, лишь бы не отпускать лица Криса, американец, наконец, сделал над собой усилие и вышел в коридор.
В длинной, светящейся мертвенным белым светом больничной кишке, Китон прежде всего дал себе несколько минут успокоиться - условный рефлекс бизнесмена - ни кто не должен видеть твоих слез. А что там слез - даже эмоций. Эмоции в бизнесе - что кровь для акул. Приманка, намек на слабость противника. Пришлось быстро собраться, машинально поправив одежду и застегивая по привычке пиджак. Выгнать с лица тень пережитого, надев обычную рабочую мину, как ряженый паяц надевает красный кругляш-нос.
"Смейся, паяц! И всех ты потешай! Ты шуткой должен скрыть рыданья и слезы, А под гримасой смешной — муки ада."
Сидевший на диванчике светловолосый мужчина, на которого указала медсестра, увлеченно рассматривал варианты женских прелестей, коими чародеи от пластической медицины готовы были снабдить любую красотку: Джей заранее улыбнулся ироничной улыбкой не лишенной оттенка чувства собственного превосходства, тихо, словно крадучись, подойдя в мягких, не слышных туфлях к посетителю и остановившись рядом.
- Интересуетесь, мистер Янг?.. - и через четко выверенную на осознание шутки паузу, - Джером Китон, вы меня спрашивали.
Блондин протянул продюсеру взбалмошной сестры Кристиана руку.